Черкесы ценили внешнюю красоту женщины, но подкрепленную нравственной красотой

Примерно к 12 годам девочки начинали носить туго зашнурованный корсет (куэшыбэ). Корсет носили до замужества. В первую брачную ночь муж разрезал его кинжалом. Неловкость или ошибка ставились молодому в большое бесчестье. «Все девушки в первой половине XIX века в черкесских семьях носили корсет, — пишет Хан-Гирей. — Облачение девочек в корсет никак не ритуализировалось. Ношение корсета вырабатывало тонкую талию и плоскую грудь, что считалось признаками женской красоты» 
С малых лет девушек воспитывали в скромности, знакомили с этикетом. Густые длинные волосы были одним из признаков красоты и обязательным атрибутом адыгской девушки. Разумная интеграция адыгов в мировое сообщество, их этика предъявляли требование соблюдать адыгскую честь (адыгэ напэ, адыгэ нэмыс). В этих понятиях воспитывали и девушек, и юношей. 
В книге «Избранные произведения адыгских просветителей» приводится такой эпизод черкесской жизни. Друг жалуется на свою любовь к женщине: «Казалось бы так, Ислам, да, видишь ли, эта женщина не из таких: ее не трогают ни нежности, ни великолепные обещания, ни самые угрозы. Вот уже четвертый месяц, как вижусь с нею почти каждый день, на все мои предложения у нее один и тот же ответ: «Умру, но не потревожу в могиле костей покойных родителей бесчестием» 
Здесь адыгская этика во многом перекликается с требованиями этики ислама, много внимания уделяющего благочестию и его охране всеми членами общества. Адыгская девушка, женщина прославила себя в мире. Об этом много свидетельств в истории. 
«Черкесские женщины не только пользуются репутацией изумительно красивых и образцово преданных, они пользуются также важной привилегией, которая вытекает из морального кодекса этого народа: мы хотим сказать об уважении и почитании, которые черкесы испытывают по отношению к праву защиты и посредничества, принадлежащему женщинам. Если женщина с распущенными волосами без покрывала бросается в гущу сражающихся, кровопролитие прекращается, и тем скорее, если эта женщина в возрасте или из известной семьи. Достаточно того, чтобы мужчина, которого преследуют враги, укрылся в помещении женщин или дотронулся до какой-нибудь женщины, как он становился неприкосновенным. Одним словом, никакая кара, никакая месть и тем более убийство не могут быть совершены в присутствии женщин… Вместе с тем между лицами одинакового положения считается постыдным отдавать себя под защиту прекрасного пола, и прибегали к ней в редких случаях, и только чтобы избежать неминуемой смерти» . 
Величайшим позором считали ссору мужчин в присутствии женщин. Конный в знак уважения спешивался при встрече с женщиной. Адыгской женщине не позволялось заниматься тяжелой работой. Всякий проходящий мимо, заметив женщину, занятую непосильным трудом, приходил ей на помощь. 
«Черкешенки отличаются замечательным искусством в работах; скорее износится и изорвется само платье, чем лопнет шов, сделанный их руками; серебряный галун черкесской работы крепок и изящен. Во всем, где работали женщины, виден тонкий вкус и отличное практическое приспособление» 
«Черкесы чрезвычайно щекотливы относительно женской добродетели, ее нравственности, и мстили за оскорбление женщины жестоко» 
Воспитанием девочек занимались женщины. Кроме трудовых навыков требовалось проявлять скромность, держаться достойно и оказывать почтение, быть сдержанной в выражении чувств, знать и соблюдать этикет. Женщины помогали мужчинам в посеве и уборке урожая, делали великолепные нитки из дикой конопли, занимались домашним хозяйством. А также демонстрировали умение и вкус в шитье одежды, вышивке золотыми и серебряными нитями. «Женщины делали из светлой пряжи сукно, напоминающее фланель, бурки, седельные подушки, полотно, одежду, обувь, галуны, ножны для сабель, чехлы для ружей и пистолетов» 
История свидетельствует об отдельных героических черкешенках. Такова смелая и мужественная Тыргьатао. 
Черкесская женщина не лишена ума, у нее живое воображение, она способна на большие чувства. Современный писатель М. Кармоков в книге «А тополя все растут» отобразил любовь кабардинской девушки Альмажан, не смирившейся с необходимостью быть в разлуке с любимым. В борьбе со своим пылким чувством она погибает. 
В «Записках черкеса» пред нами предстает образ девушки Залихи. Залиха — княжна, также воспитанная в строгих правилах адыгского этикета. Но, встретив свою любовь, она находит в себе силы бороться за счастье. Правда, безуспешно, и ее судьба такова, как судьбы многих адыгских девушек, не всегда свободных в выборе своего будущего. 
Песня-плач, старинная песня-причитание, наверное, сложена девушкой с такой горькой судьбой, вынужденной выходить замуж по холодному расчету старших. 
Девушкам, нам старики не милы. 
И я полюбила тебя, молодого. 
Любила я, да не долюбила, 
Выдали замуж меня за седого. 
Был девичий платок голубым, как небо, 
Был голубым, а стал серым. 
Большие поминки по мне устроят 
На калым, что родные за меня заплатили. 
Я, как на грех, тебя, молодого, 
Больше всех на свете любила. 
Почему ты грустить меня заставил, 
Почему увезти меня не решишься? 
Весной, когда сады расцветают, 
Не срубают в зеленых садах деревья. 
В пору цветения меня подрубили, 
Сгубили, продали старому в жены. 
Такой судьбе девушек посвящены многие народные песни. Например, песня о судьбе и гибели Адиюх. Аналогична судьба Ляцы в поэме Али Шогенцукова «Камбот и Ляца». 
«Черкесский женский костюм чрезвычайно живописен. Поверх широких, суженных книзу шароваров, надевается длинная белая рубашка из бязи или кисеи, разрезанная на груди, с широкими рукавами и с небольшим стоячим воротничком. По талии рубашка стягивается широким поясом с серебряною пряжкою. Поверх рубашки надевается шелковый бешмет какого-нибудь яркого цвета. Бешмет шьется короче колена, с короткими, выше локтя рукавами, полуоткрытый на груди или украшенный серебряными или другими застежками. На ногах легкие сафьяновые чувяки, обшитые галуном, на голове круглая шапочка, обложенная серебряным галуном» 
Обычаи, манеры, даже костюм и конская сбруя адыгов издавна были для остальных горских народов предметом для подражания. Женщина — хранительница очага, выступает в адыгской семье и хранительницей необходимых порядков, которых требует этикет по отношению к свекрови и свекру, к старшим. Соблюдая обычаи, которых в быту адыгов немало, женщина выступает хранительницей намыса и женской скромности в доме. «Как спартанцы в древности, черкесы посещают своих жен как бы тайком, а по отношению к своим детям не позволяют себе ни малейшего проявления нежности» (Дж. А. Лонгворт). 
Женщины принимали активное участие во всех празднествах и увеселительных мероприятиях, но в народное собрание не допускались. Участвовали они и в адыгских игрищах. «Девушки, одетые в традиционный черкесский костюм, старались превзойти друг друга красотой нарядов, эстетикой поведения, искусством танцевать. Длинное, ниспадающее до пят платье туго перетягивалось массивным серебряным или золотым поясом, с которым гармонировал столь же массивный нагрудник. По бокам нагрудника иногда прикрепляли серебряные колокольчики — лъэныкъуэ щ1ы1у. Во время танцев каждое энергичное движение девушки сопровождалось переливчатым звоном бубенцов. Звук этот, помимо эстетического значения, имел еще и практический смысл как оберег, как средство спасения девушки от дурного глаза, от колдовства. Недаром адыги говорят, что влиянию дурного глаза подвержены в первую очередь красивые девушки» . 
«В жизни и поэзии черкесская женщина является сдержанной, сосредоточенной, суровой; любит и страдает втайне. Внутренний мир ее души закрыт даже от самых близких людей. Она не меньше мужчины краснеет от невольного порыва души и таит его от постороннего взора. Оплакивая жениха, мужа, сына, она выражала как свои чувства к ним, так и сожаление о том, что они не будут в стане храбрых воинов. Похвала женщины побуждала мужчину проявлять отвагу. «Решительно все девицы здесь ценят доблесть больше богатства… И песни, которые они все слушали с таким наслаждением, были посвящены доблести» . 
Знаток адыгской культуры, народный мудрец Жабаги Казаноко относился к женщинам с большим уважением. В те, далекие времена женщине приходилось очень много трудиться. Как-то раз к Жабаги приехали горцы. Въехав во двор, они были поражены тем, что народный мудрец сажал на огороде лук вместе с женщиной. Удивленные горцы обратились к Жабаги: 
— Разве к лицу тебе вместе с женщиной сажать лук? 
— Кто женщине не помогает, тот не мужчина, — ответил он. 
Рассказывают, что на смертном одре Жабаги завещал: «Не унижайте своих жен и не судите дважды» . 
С ранних лет все мечты девушки были направлены к одной цели: выйти замуж за самого бесстрашного воина и, сохранив чистоту, попасть в его дом. «Малейшее увлечение со стороны мужчины приводило девушку в робость, и она с неудовольствием и страхом отталкивала от себя соблазнителя. «Харам (нечисто, запрещено), — говорила она». 
Упорное сохранение девичьей чести и признание, что все другое — «харам», говорит о том, что женщины, их воспитанницы в обществе адыгов знали религию и были богобоязненны. Эти категории этики адыгов, выработанные мудрым опытом, не отличаются от требований религии к чистоте и нравственности как женщин, так и мужчин. 
«О нравственной чистоте адыгских девушек писали многие авторы прошлых веков (АБКИЕА. 1974. 51, 65, 89, 92, 220, 265, 297, 309, 310, 342, 441, 507, 588, 610 и др.)» (56). 

Одним из интересных и важных компонентов адыгского этикета и рыцарского отношения к женщине был обычай, по которому мужчине, возвращающемуся с охоты или военного похода, полагалось отделить часть добычи женщине, которая встретилась в пути. Кабардинская пословица гласит: «Щыхубз пшэрыхь хущаннэ» (Женщине добычу оставляют). Красотой и грацией черкешенок восхищались все, кто хоть раз побывал на их родине. Шотландец П. Генри Брус, принимавший участие в Персидском походе Петра I в 1722 году, спустя много лет писал о черкешенках: «Женщины удивительно хорошо сложены, с чрезвычайно тонкими чертами лица, гладкой светлой кожей и с прекрасными черными глазами, которые, вместе с их черными волосами, спадавшими в две косы с обеих сторон лица, придают им очень красивый вид. Все это, вместе взятое, с их красивыми, всегда открытыми лицами, и их хорошее расположение духа и приятная непринужденность в разговоре делают их очень желанными, несмотря на все это, они слывут очень целомудренными». 

Все девушки, кроме княжеских дочерей, воспитывались у себя дома. Девочка-княжна отдавалась в чужой дом на воспитание уоркским и узденским женам. Здесь девочек держали в жестком повиновении, обучая вышиванию золотом и серебром, рукоделию, этике поведения, красноречию, искусству иносказаний. От своих воспитателей-матерей девушки узнавали о сокровенных тайнах брака и семьи. Словом, все, что необходимо было знать в жизни. Карл Кох, немецкий ученый-естествовед, писал: «Обычно девочка с раннего возраста знакомится с различными видами женских работ: часто уже на седьмом году жизни она умеет делать галуны, вязать кружева и даже шить платья. Для сохранения стройности фигуры верхняя часть ее тела бывает затянута в корсет. Вследствие этого замедляется развитие в груди, так как развитая грудь является по черкесским обычаям неприличной для молодой девушки, поэтому грудь остается плоской вплоть до рождения первого ребенка, а затем развивается нормально и приобретает ту красивую форму, которая свойственна молодым черкесским женщинам. Обувь также облегчает ноги. Скудная сама по себе, пища черкесов является еще более скудной у девушек, чтобы таким образом не допустить сильного развития тела. Благодаря этому черкесская девушка имеет, как правило, красивую фигуру, которой с особой гордостью любуется каждая черкесская мать». 

Девушек учили вышивать, прясть, плести корзины, готовить еду, а также знакомили с легендами и обрядами, которые им надлежало передать следующим поколениям. В обучение отдавали девочек только из знатных семей, и то ненадолго. В простых семьях девочкам давалось такое же воспитание. Девушки, достигая возраста невесты, владели необходимыми навыками труда, ремесел, были полностью готовы к семейной жизни. Англичанин Джемс Белл в «Дневнике пребывания в Черкесии в 1837, 1838, 1839 гг.», изданном в Париже, писал: «На основании того, что я видел, я должен рассматривать черкесов, взятых в массе, как народ, наиболее естественно воспитанный, который я когда-либо видел или о котором я что-либо читал«. 

В адыгской этике большое место занимают отношения, связанные с молодой снохой, обычаи «избегания», уважения, иносказания и т. д. Эти продуманные до тонкостей этические отношения полностью оберегали семью от осложнений, столь характерных для современной жизни. В воспитании девочек большую роль играла мать, поэтому адыгская пословица гласит: «Анэм и хабзэр, пхъум и бзыпхъэщ» (Этикет матери — эталон для дочери). Адыги, выбирая себе супругу или сноху, обязательно говорили: «И анэм еплъи и пхъу къашэ» (Посмотрев, какова мать, возьми в жены дочь). Умение войти в дом будущего супруга и досконально соблюдать все обычаи, принятые адыгской этикой как эталон поведения молодой снохи, прививались детям с юных лет вместе со всеми необходимыми трудовыми навыками. Замужество, женитьба и умение вести себя в доме мужа были определенным экзаменом по этикету не только для молодых людей, создавших семью, но и для их родителей. Адыги ценили внешнюю физическую красоту, но не переоценивали, если она не дополнялась внутренней, нравственной красотой. Интериано писал: «Они, черкесы, держатся того мнения, что никто не должен считаться благородным, если о нем имеются слухи, что он когда-либо занимался недостойным делом, хотя бы то был [человек] из самого древнего царского рода… И весьма восхваляют щедрость и дарят охотно все свое имущество, за исключением коня и оружия» (60). 

Мудрое отношение к своему здоровью, физическая красота, поощрение силовых, подвижных игр для мальчиков, ношение корсета для девочек, требования естественной природной красоты, непременным атрибутом которой были косы, делающие их обладательницу еще красивей и женственней, производили впечатление на весь мир. В X веке Абуль-Хасан Али-аль-Массуди, побывав на Кавказе и восторгаясь черкешенками, писал: «Ни у одного народа нет стана более стройного, талии более тонкой, бедер и талии более выдающихся и форм более красивых, чем у этого народа. Женщины их славятся мягкостью своего обращения. Они носят белые одежды, римскую парчу, пурпур и иные виды шелковых материй, затканных золотом«. Магистр философии, дипломат и ученый Адам Олеарий в 30-х годах XVII столетия писал: «Женщины у них обыкновенно сложены, миловидны лицом, белотелы и краснощеки, волосы черные, как смола в двух длинных крученых локонах свисают с обеих сторон, ходят они с открытым лицом. Они общительны и любезны». Венгерский ученый Янош Бессе, предпринявший большое путешествие по Кавказу, Крыму, Грузии, Армении и Малой Азии, в 1829 году побывал и в Нальчике. В его книге, вышедшей позже в Париже, мы находим такие строки о черкешенках: «Они красивы, у них легкие и тонкие фигуры, красивейшие глаза, брови красивого рисунка и длинные ресницы». Иоганн-Густав Гербер, немец, перешедший на русскую службу в 1710 году, писал: «Черкешенок все знают и все превозносят за их красоту, за черный шелк тонких бровей, за черные глаза, в которых горит огонь, за гладкий лоб, округлость лица. Прямо кажется, что стрелка весов человеческого телосложения замерла тут на середине, и на одной чаше весов — Греция, а на другой — Индия. Счастье, что Европа была не очень удалена от этого средоточия красивых форм».